Остаться в живых - Страница 111

111

Он быстро зашагал к цели, стараясь держаться в тени домов, потому что чернокожий смотрелся здесь особенно дико в такой ранний час. На углу улицы он остановился. Перед ним расстилалась кейптаунская ночь — настоящая сказка. Куда ни кинь взгляд, повсюду россыпи огней. На западе, за Милнертоном, светится гигантский карбункул Столовой горы. Город похож на медленно бьющееся сердце, его артерии тянутся к музею Гроте Шур, Обсерватории, Розебанку и Ньюлэндз, а оттуда полуостров круто уходит на восток, через Кайелитшу и Гугулету в Крайфонтейн, Стелленбош и Сомерсет-Уэст. Богатые и бедные, как равные, сейчас спят. Он в сердце спящего великана.

Тобела смотрел на любимый город и не мог насмотреться.

Завтра он покинет его навсегда.

В предрассветный час что-то разбудило Янину Менц, заставило очнуться от глубокого сна. Она сразу поняла: что-то не так. Ей трудно дышать… Она задыхается… Она открыла глаза и дернулась. Рот ей зажимала большая черная рука. Она почувствовала запах его пота. Увидела кровь на рваной одежде, увидела в его руке короткий ассегай и приглушенно вскрикнула, инстинктивно отпрянув.

— Меня зовут Тобела Мпайипели, — сказал гость. Он прижал лезвие к ее горлу и добавил: — Не стоит будить детей.

Она несколько раз кивнула и инстинктивно натянула простыню повыше. Сердце бешено колотилось в груди, как у загнанного зверя.

— Сейчас я уберу руку и изложу свои требования. А потом я уйду. Вы меня понимаете?

Она снова кивнула.

Он поднял руку, убрав от нее ассегай, но по-прежнему находился слишком близко и внимательно следил за ней.

— Где Пакамиле?

Янина не узнала собственный голос; он был какой-то хриплый, во рту пересохло, и ей никак не удавалось заговорить членораздельно.

— Он… в безопасном месте, — сказала она наконец.

— Где?

— Я точно не знаю.

— Лжете.

Лезвие придвинулось ближе.

— Нет… его забрали сотрудники Центра охраны детства.

— Выясните, куда его увезли.

— Да… сейчас не… завтра мне придется…

— Хорошо, завтра.

Она быстро-быстро закивала. Сердце забилось чуть медленнее.

— Завтра утром в одиннадцать вы приведете Пакамиле на подземную стоянку под торговым центром. Если его там не окажется, я разошлю копии того самого диска во все газеты страны, ясно?

— Да. — Она обрадовалась тому, что ее голос приобрел более естественное звучание.

— В одиннадцать. И не опаздывайте.

— Не опоздаю.

— Я знаю, где вы живете, — добавил ночной гость, вставая.

Когда он ушел, она сделала глубокий вдох и кое-как добралась до ванной. Там ее вырвало.

47

Боденстейн отпирал здание, когда увидел напротив мотоцикл. Седок был ему смутно знаком, но он узнал Мпайипели только после того, как тот снял шлем.

— Черт! — воскликнул Боденстейн и, пораженный, перешел улицу. — Тобела!

— Я приехал расплатиться.

— Ничего себе! Что ты сделал с мотоциклом?!

— Ничего страшного. Всего несколько царапин.

— Несколько царапин?!

— Боденстейн, я его покупаю.

— Ты что?!

— И еще мне нужен шлем самого маленького размера. Кажется, на складе осталась пара штук, они лежат на складе запчастей, за ящиками.

На подземной парковке никого не было, кроме них с ван Герденом. Он стоял у мотоцикла; ван Герден сидел в машине, держа в руках отнятый у агента ЦРУ пистолет с глушителем.

Аллисон решила не ехать.

Без одной минуты одиннадцать из торгового центра вышел чернокожий мужчина и направился к ним; он двигался быстро и уверенно, и Тобела инстинктивно понял, что перед ним Мазибуко — фигура спешащего к нему человека соответствовала голосу, который он слышал по телефону.

— Я тебя найду, собака! — сказал Мазибуко.

— Где Пакамиле?

— Говорю тебе, я тебя найду. Потом, когда эти сведения перестанут быть важными, я найду тебя и убью, Бог свидетель, убью!

Они смотрели друг другу в глаза, и Тобела физически чувствовал исходящую от Мазибуко ненависть. Искушение было велико; кровь ударила ему в голову.

— Мазибуко, попробуй спросить себя: что в тебе есть помимо гнева, который ты испытываешь? Что останется, когда гнев уйдет?

— Пошел ты, коса! — Изо рта Мазибуко брызгала слюна.

— Они тебя используют? Используют гнев, который пожирает тебя?

— Ах ты, гад! Ну давай, попробуй взять меня, трус поганый! — Тигр подался вперед, но его словно удерживала невидимая нить.

— Спроси себя, сколько осталось времени до того, как твой гнев больше не будет им нужен, до того, как все переменится. Будет новое правительство, или новый режим, или новая эра. Мазибуко, тебя используют. Как единицу боевой техники.

Капитан Тигр Мазибуко утратил контроль над собой, рука нащупала выпуклость под курткой, и только резкий голос Янины Менц вынудил его остановиться. Она властно окликнула его, и он замер, разрываемый двумя противоречивыми желаниями. Глаза его дико вращались, тело напряглось, как натянутая струна, пальцы сжимали приклад. А потом Мпайипели тихо сказал:

— Тигр, я не один. Если захочешь убить меня, знай: не успеешь прицелиться, как ты покойник.

— Тигр! — снова крикнула Янина Менц.

Мазибуко зашатался, как канатоходец, который пытается сохранить равновесие.

— Не позволяй им использовать тебя, — повторил Мпайипели.

Тигр молча опустил руку.

— Где диск? — раздался голос Менц из пространства между машинами.

— В надежном месте, — ответил Тобела. — Где Пакамиле?

— Здесь, в машине. Если хочешь получить ребенка, тебе придется отдать диск Тигру.

111