Остаться в живых - Страница 43

Глаза метнулись к конечному пункту: Лусаке.

Одно известно наверняка. Беглец повернул на запад. Отказался от пути напрямик, через Блумфонтейн. Янина Менц начертила на карте новую линию. Через Габороне, Ммабато, Фрейбург и Кимберли.

Скорее всего, он поедет именно так.

Его спасла гроза, но сейчас гроза стала его врагом. По данным метеобюро, ширина фронта — двести километров, беглец же ничего не знает и может только гадать. Он упал с мотоцикла на проселочной дороге, значит, не слишком опытен. По грязи ему придется ехать медленно и осторожно. Он будет обдумывать, куда повернуть. Будет гадать, где они. Будет постоянно оглядываться, смотреть в небо в поисках вертолетов, проверять дорогу впереди — нет ли там солдат. Он устал, замерз и промок.

До Кимберли пятьсот… нет, шестьсот километров. Интересно, насколько быстро он способен ехать?

Янина Менц посмотрела на часы. Из отпущенных ему семидесяти двух часов прошли двенадцать. Осталось шестьдесят. До Кимберли он доберется через шесть-восемь часов. За такой срок много чего может случиться.

Она оглядела подчиненных. Все ждут ее команды. Они огорчены. Устали. Раздосадованы. Им нужен отдых, чтобы восстановить силы. Горячий душ и горячий завтрак. В перспективе.

Она улыбнулась:

— Ребята, мы знаем, где он. И знаем, куда ему нужно попасть. Не волнуйтесь. Мы его возьмем.

На развилке Тобела снова чуть не упал. Когда он резко затормозил, мотоцикл занесло, и ему пришлось пригнуться к самому рулю. Плечо пронзила боль. Если верить указателю, слева находится Локстон, справа — Виктория-Уэст. Он тратил драгоценные секунды, не зная, на что решиться. Инстинкт толкал его повернуть налево. Недавнее столкновение давило на него тяжким бременем; надо бы снова свериться с картой.

Ему нужно поспать.

Но сейчас гроза, и нельзя просто заехать подальше в саванну и лечь на землю. Нужна палатка.

Грунтовое покрытие было неровным: то лучше, то хуже. Боясь увязнуть в глубокой рытвине, он старался держаться середины дороги. У него мерзли руки и кружилась голова; действие адреналина закончилось. Ему хотелось перестать вспоминать о столкновении с двумя молодыми солдатами. Легкая победа не принесла радости, только глубокое разочарование. Он поднял мотоцикл и возобновил путь, мельком удивившись отсутствию повреждений: мотор завелся с полоборота, и он рванул с места, несмотря на то что заднее колесо вихляло на мокрой дороге. Он был разочарован самим собой, но еще больше его огорчала невероятная ненависть в голосе человека, с которым он разговаривал по рации. Но об этом ему сейчас думать не хотелось.

Тобела прикинул возможные проблемы. Они отлично знают, где он. Они вычислят все его возможные маршруты по карте. На их стороне армия, на их стороне неограниченные человеческие ресурсы и вертолеты. А машины? Он очень устал, растянул плечевые мышцы, ушиб колено… С шоссе пришлось съехать, быстрый путь ему отныне заказан. Кроме того, идет дождь.

«Господи, Джонни Клейнтьес, во что же ты меня втянул? Я хочу домой!» Вот что еще нужно добавить: то, чем он сейчас занят, вызывает у него отвращение. Он хотел домой, к Мириам и Пакамиле.

Краем глаза он заметил домик. Слева от дороги, развалюха между утесами и колючками. Он вдруг обрадовался. Непредсказуемый вариант, интересное решение, которое к тому же сулило отдых. Тобела притормозил, развернулся и проехал назад, до съезда на боковую дорогу. Покосившиеся ворота, которые давно нуждались в починке, были распахнуты настежь. Он медленно поехал в гору по каменистой тропе и вскоре приблизился к цементному бассейну, ветряной мельнице и старому дому с окнами, заколоченными кусками картона. Стены под жарким солнцем Кару облупились и выцвели. На металлической крыше не было водосточных желобов, и вода лила с нее потоками. Он объехал дом и остановился.

Есть ли здесь кто-нибудь? Признаков жизни он не заметил, но на всякий случай с мотоцикла не слез. Он не увидел ни белья, висящего на веревке, ни следов, ни машины.

Он выключил мотор, поднял козырек шлема.

— Эй!

Ответом ему был только шум дождя по крыше.

Тобела с трудом слез, поставил мотоцикл на боковой упор. Стянул отсыревшие перчатки и шлем. Подошел к двери черного хода с давным-давно облупившейся краской. Постучал — звук получился глухим — и снова крикнул:

— Эй!

Повернул древнюю ручку — была ли она заперта? — привалился здоровым плечом к двери, толкнул, но дверь выдержала.

Обернулся, посмотрел на дорогу. Сирены не слышно, машин не видно.

Тобела подошел к окну, но внутри было темно, и он ничего не увидел. Он вернулся к двери, повернул ручку, тяжелее навалился плечом, ударил — и дверь распахнулась настежь. По полу метнулась мышь-полевка и исчезла в углу; в доме пахло запустением и плесенью.

Маленькая угольная печка у стены когда-то была черной, а сейчас — серой. Рядом с печкой валялось ведерко для угля с отломанной дужкой. Тобела оглядел полуразвалившийся буфет, железный остов кровати с кокосовым матрасом, древний деревянный стол, две пластмассовые молочные канистры, эмалированную раковину, все в пыли и паутине.

Он стоял посреди комнаты и соображал. Мотоцикла с дороги не видно. В этом доме никто не жил по меньшей мере несколько недель.

Наконец, он решился. Снял сумку с мотоцикла, плотно закрыл за собой дверь и сел на матрас.

Всего час-другой, просто чтобы отогнать усталость.

Он стянул кожаные штаны и сапоги, нашел в сумке теплую одежду, кое-как стряхнул с матраса пыль и лег, подложив под голову сумку вместо подушки.